Первая страницаПоиск и карта сайтаКонтактная информация
ruen

Покупательная способность

ИТОГИ,

На дискуссионную площадку, организованную «Итогами» совместно с РСПП, выходит генеральный директор компании Amtel Vredestein  N. V. Алексей Гурин.

Итак, «Лишние» деньги: как потратить, не растратив?»

«Покупать новейшие технологии, — считает предприниматель. — А если технологии не продаются, надо приобретать компании, которые ими владеют»

-Алексей Юрьевич, ситуация в экономике развивается по драматургу Островскому: «Не было ни гроша, да вдруг алтын!» Говорят — проблема!

- Действительно, когда появляются деньги, зачастую не знаешь, что с ними делать. Это и к государству, и к бизнесу относится. Проблема «лишних» денег, безусловно, есть. И точки зрения на этот счет разные. Говорят, например, об опасности «венесуэльской болезни» экономики, связанной с избытком нефтедолларов. Хотя, на мой взгляд, симптомы этого недомогания вряд ли полностью приложимы к России. По разным причинам. Во-первых, мы все-таки не банановая республика, во-вторых, человеческий, интеллектуальный потенциал у нас гораздо выше, чем у любой латиноамериканской или другой нефтедобывающей страны. Поэтому слишком уж преувеличивать опасность такой болезни не стоит. С другой стороны, проблема есть, и оставлять ее без внимания тоже было бы неправильно. И то, что вы затеяли такую дискуссию, я думаю, и своевременно, и главное — полезно.

- Вы как представитель крупного бизнеса какой точки зрения придерживаетесь по поводу использования «лишних» денег?

- Деньги должны работать. Я как любой нормальный бизнесмен ничего нового тут не открою: деньги, спрятанные под подушку или размещенные пассивно, не являются оптимальной инвестицией. Будущее создается в экономике. Деньги должны использоваться в двух направлениях. Во-первых, инвестироваться в инфраструктуру внутреннюю — социальную и промышленную. Во-вторых, направляться на приобретение технологий и инструментов, которые позволят компенсировать потери опыта рыночных отношений и опыта развития бизнеса, накопившиеся за годы советской власти.

- Вы стабфонд имеете в виду?

- Я бы не разделял стабфонд и другие имеющиеся средства. Потому что стабфонд — это всего лишь инструмент. Или карман, в который деньги положены. Если создадут какой-то другой карман, другой инструмент, то можно стабфонд оставить для тех целей, которым он сейчас служит. Скажем, для устранения политических рисков, которые могут возникнуть вследствие экономической нестабильности в будущем. В принципе, я думаю, это единственная цель, ради которой стабфонд сегодня существует в том виде, в каком он есть. Любому государству, любым политикам необходимо иметь под рукой некий запас, который можно вбросить в экономику или использовать для того, чтобы погасить пламя недовольства в случае экономической нестабильности. Но если это так, то мне кажется, что денег уже собрано достаточно, чтобы такую цель осуществить. Так что не важно, где находятся «лишние» деньги — в стабфонде или где-то еще. Например, Сингапур создал в свое время замечательную структуру — государственную инвестиционную компанию. Это не стабфонд в том виде, в котором он есть у нас. Но это тоже «лишние» деньги, которые государство получило в результате профицита бюджета, созданного, правда, не за счет сырья, а за счет предпринимательской деятельности самого Сингапура. Государство создало компанию, передав ей эти средства в управление. При этом сама компания управляется как частная, и на сегодняшний день она является одним из крупнейших инвесторов в мире с фондом, по разным оценкам, порядка 280 миллиардов долларов. Компания скупает и инвестирует в бизнесы соседних стран и на других континентах. Это наглядный пример того, как эффективно могут быть использованы деньги.

- На Российском экономическом форуме в Лондоне вы говорили, что государство должно использовать нефтяной рог изобилия для поддержки компаний, приобретающих западные производства и технологии. Вице-президент РСПП Игорь Юргенс там же высказал мнение, что государству следовало бы уйти из конкурентных отраслей и сосредоточиться на «экономике образования». В чем все-таки должна сейчас состоять роль государства в экономике?

- Я не думаю, что есть противоречия между тем, что мы говорили. Мы рассуждали об одном и том же, только с разных точек зрения. Игорь Юргенс говорил о проблемах, связанных с образованием, с социальными задачами. И я с ним полностью согласен. Но мне кажется, что у нас достаточно денег, чтобы решить и социальные, и общеэкономические задачи. Их нельзя разрывать, потому что решение социальных задач — это производная от решения экономических. Нельзя пустить деньги просто на потребление, пенсии или образование и при этом не развивать экономику. Ведь деньги, пущенные в экономику, создают некую добавленную стоимость, а следовательно — и потребление. Юргенс говорил, что государство должно уйти из конкурентных отраслей, и тут я с ним тоже полностью согласен. Хотя с точки зрения стратегических интересов в условиях глобального дефицита энергоресурсов российское государство делает все правильно — на мой взгляд, над этими ресурсами необходим госконтроль. Так поступает Россия, так делает и Америка. Только Америка осуществляет этот контроль не в своей стране, а путем силового воздействия, скажем, в Ираке, Иране и других странах. Что касается роли государства, то она, во-первых, состоит в том, чтобы определить задачи и приоритеты развития экономики, в том числе и на долгосрочную перспективу. Ведь что бы ни говорили о неизбежном в обозримом будущем росте цен на сырье, экономика циклична. Активная позиция государства в моем понимании заключается в установлении планки, которую экономика должна взять, скажем, лет через десять, и в выборе путей достижения этой планки. Ориентиры могут быть разные: и размер валового продукта в целом, и любые другие показатели. Есть пассивный путь, который тоже приемлем: если государство не готово прогнозировать, как будет себя вести мировая экономика через десять лет, можно встать на путь политики минимизации рисков. Диверсифицировать инвестиции и стараться использовать средства, полученные от роста какой-то одной части экономики, для развития другой ее части. И первый путь (активный), и второй (пассивный) подразумевают инвестиции в развитие промышленности и сферы услуг. При этом и промышленность, и сфера услуг нуждаются в новых зарубежных технологиях. Почему зарубежных? Потому что те технологии, которые созданы на Западе за последние 50-70 лет, у нас отсутствуют: «их» наработки приспособлены к рыночным условиям, а наши в силу известных исторических причин — нет. На мой взгляд, единственная возможность догнать индустриальный мир — это приобрести технологии. А если технологии не продаются — многие западные компании и государства понимают, что это самое дорогое, что у них есть, — надо приобретать компании, которые ими владеют. Сейчас есть достаточное количество небольшого и среднего размера компаний, которые могут быть приобретены российскими предпринимателями. В индустриальном мире есть общее движение по перемещению производственных мощностей в Юго-Восточную Азию и Восточную Европу, что связано с более дешевыми трудовыми и прочими ресурсами. Но, условно говоря, большие компании могут позволить себе переместить производство, компании же мелкие и средние — нет, потому что для них это означает просто закрыть свой бизнес на исторической родине. Например, голландская компания Vredestein Banden  B. V., которую мы приобрели: она за годы своего существования смогла сохранить себя в виде конкурентного игрока на европейском рынке. Но она не могла самостоятельно переместить производство на Восток — это означало бы закрытие производства в Голландии. И эта компания для нас стала реальной и интересной целью для поглощения. Я больше чем уверен, что подобных структур на Западе много, и не только в шинной отрасли.

- «Поглощение» у наших бизнесменов стало модным термином. Тем не менее недавние события вокруг планов «Газпрома» наглядно показали, что боятся еще европейцы «человека с рублем». Не вызовет ли волна экспансии со стороны нашего бизнеса волну защитных мер в Европе?

- Я думаю, что только время может доказать, что российская экспансия на Запад — это не гунны и галлы, которые разрушают Римскую империю, а нормальные цивилизованные компании, которые хотят развиваться и развивать свой бизнес в Западной Европе и в остальных частях мира.

- Как вы относитесь к определению «деиндустриализация» применительно к нашей экономике? Чем конкретно могло бы помочь государство несырьевым отраслям?

- Такое явление существует. Но опять же возвращаюсь к началу нашего разговора: Россию отличает наличие большого интеллектуального потенциала, который может и будет активно искать пути зарабатывания денег, не связанные с нефтью и газом. Это неизбежно приведет к появлению таких компаний, как, скажем, наша. Кстати, наши голландские коллеги, включая финансового директора, просто счастливы работать с Россией, потому что в отличие от 50-процентного налога в Голландии здесь они платят всего 13 процентов. У государства масса инструментов, с помощью которых оно может помочь компаниям, в первую очередь средним и мелким. А в нашей стране все, что не связано с нефтью и газом, по определению является средним и мелким бизнесом. И речь не только о большой политике в области налогообложения или инвестиций: просто государство могло бы этому бизнесу уделять внимание. Например, защитить от налоговых, силовых и прочих методов давления, от рейдерских наездов и других недружественных акций со стороны как конкурентов, так и больших госкомпаний. Ведь если в начале 90-х был бандитский рэкет, то сегодня мы можем говорить о некоем «прогосударственном» рэкете, связанном с поведением налоговых служб, таможенных, с тем, как ведут себя силовые подразделения или ведомства при поддержке тех или иных рейдерских «походов». Это известные факты. Честно говоря, мы и на собственной шкуре неоднократно ощущали подобное давление. — Вернемся к «мирным» поглощениям, к процессу, когда российские компании проводят экспансию на зарубежных рынках. В какой примерно пропорции в этом намерении присутствуют желание просто развивать бизнес и желание обезопасить себя?

- Я думаю, что все-таки превалирует желание развивать бизнес. Хотя и стремление защитить капитал, безусловно, важный аргумент. Ведь став международной, в том числе после выхода на IPO, компания опирается уже не только на российскую, но и на международную составляющую, что позволяет сбалансировать риски.

- А как же отток капитала? Кстати, стоит ли сейчас его опасаться?

- Тут надо в терминах определиться. На мой взгляд, отток капитала — это перевод средств за пределы России либо с целью приобретения каких-то предметов роскоши, в том числе и различных игрушек для взрослых, либо просто вывоз денег для размещения на депозитах в зарубежных банках или в ценных бумагах. Все остальное, любые платежи за границу, в том числе с целью приобретения физических активов либо долевого участия в международном бизнесе, оттоком не является. Если говорить в целом о желании перевести деньги за рубеж, я в этом тоже ничего плохого не вижу. Ведь это делается, если на внутреннем рынке нет условий капитал сохранить, либо потому что он не приносит достаточного дохода, либо по причине того, что предприниматели стараются диверсифицировать риски. Так поступают везде — и в Америке, и в Японии, и в любой европейской стране. Что касается приобретения компаний, активов или долей в международном бизнесе, то государство, по моему мнению, этот процесс должно стимулировать, создавать определенные преимущества при таких операциях. Это может быть сделано и законодательно, и с помощью подзаконных актов, в том числе и инструкций Центробанка.

- Досрочное введение конвертируемого рубля делу поможет?

- Безусловно. Если рубль станет конвертируемым и будет приниматься как средство платежа и использоваться как средство накопления за рубежом, то наверняка поможет.

- В чем недостатки российского бизнеса как класса?

- Я думаю, что российский бизнес мало чем отличается от любого другого. Единственное, что, на мой взгляд, отличает наших бизнесменов, — это повышенная агрессивность. Мы в целом как класс предпринимателей достаточно молоды. Мы все еще находимся на этапе первоначального накопления, пусть для кого-то конкретно он уже и закончился. И это состояние — я имею в виду агрессивность и желание первоначальный капитал заработать — накладывается на растущее благосостояние страны и усиливается им. Но я убежден, что через какое-то время российские бизнесмены уже не будут восприниматься на Западе как гунны или галлы, пришедшие с Востока. Их будут встречать как нормальных партнеров, задачи которых понятны.

***

ПОДРОБНОСТИ

Вот компания какая

Компания Amtel Vredestein  N.Y — международный производитель шин, занимающий двенадцатое место по объемам продаж на международном рынке. Компания реализует шины для легковых автомобилей под брендами Vredestein, Amtel и Maloya, выпускаемые на заводах в городах Энсхеде (Нидерланды), Кирове и Воронеже (Россия).

В апреле 2005 года российская компания «Амтел» приобрела голландскую Vredestein Banden  B. V. Руководители компании Vredestein имеют 50 процентов мест в исполнительном совете директоров Amtel Vredestein, они участвуют в управлении российскими заводами, подразделениями холдинга. «Мы приобрели опыт, технологии и знаменитый бренд Vredestein — марку единственного в мире производителя дизайнерских шин класса UHP (ultra high performance), — говорит Алексей Гурин. — Бизнес Vredestein, в свою очередь, укрепил свои позиции за счет доступа к более дешевому российскому производству… Выигрывают обе стороны».

В ноябре 2005 года группа провела первичное размещение своих акций (IPO) на Лондонской фондовой бирже.

29.05.2006
© 2012 ОАО «Амтел-Фредештайн»
Официальное уведомление